— Вы?
Джессика смотрела на этого «следователя», кипя от ярости. Близкая к тому, чтобы повернуться, собрать вещи и сию же минуту бежать из этого дома, она все же понимала — выхода у нее нет: придется рассказывать. Проведя ночь под крышей особняка Карана, она не хотела уезжать отсюда.
— Вам не понравится, — хмуро предупредила Джессика.
— Я буду судьей этого.
Он нарочно мучает ее?
— Прекрасно, — сказала Джесс. — Раз уж вам так хочется знать, отец не одобрил бы мой брак с простым конюхом.
— Ваш отец сноб?
Она кивнула. В былые времена Джесс защитила бы своего драгоценного родителя, но его последняя злобная выходка заставила ее понять — она ничем отцу не обязана.
— Боюсь, это так, — согласилась она и, чувствуя, как весь ее гнев неожиданно испарился, добавила: — Это стало ясно, когда я предложила пригласить Жана в гости. — На секунду Джессика умолкла, словно заново переживала эту сцену, затем судорожно вздохнула и закончила: — Жан и мой отец никогда не виделись. Мы поженились в присутствии только моей сестры.
Ничто на свете не могло бы вызвать в ней большую досаду, чем спокойное замечание Шарля:
— Я думаю, у вас была квартира, чтобы возвращаться туда из конюшен?.. — Значит, Каран знает о содержании ее беседы с родителями Жана вечером после свадьбы.
— Да. Только Лилиан знала обо всем. Но когда я сказала сестре, что не хочу, чтобы об этом знал мой толстокожий отец, она пообещала хранить нашу свадьбу в тайне.
— И это настоящая причина того, что вы не носите обручальное кольцо? — упорствовал Шарль.
В ее нежелании носить обручальное кольцо стремление скрыть все от отца было только частью правды, и далеко не самой большей, но Джесс вовсе не собиралась исповедоваться деверю. А чувствовала Джессика, что не имеет права носить это кольцо, поскольку не стала настоящей женой Жана Деберля…
— Да — отрезала она, и собиралась идти дальше, однако легкое прикосновение руки Шарля дало понять, что он еще не все выяснил.
Это вызвало в ней новую вспышку раздражения, но тут Шарль холодно спросил:
— Вы не знали, что Жан мог купить конюшни, где он работал, если бы захотел?
— Я вышла за него не из-за денег, если вы это имеете в виду, — гордо выпрямившись, возразила Джесс.
У Шарля вырвалось гневное восклицание — к счастью, на французском, — и она сообразила, что поняла его совершенно неправильно.
— Разве я уже не знаю этого? — бросил Шарль, снова переходя на английский. — Разве его семья не знает этого, когда вы отказались от предложенной финансовой помощи?
— У меня есть собственные деньги, — упрямо заявила Джессика. Она вежливо отказала не только месье и мадам Деберль, желавшим видеть жену сына обеспеченной, но и адвокатам Жана, которые прислали юной вдове письмо, сообщавшее, что по завещанию покойного ей причитается пожизненная пенсия. — Конечно, по вашим понятиям, это не состояние, но мать оставила мне достаточную сумму, чтобы чувствовать себя независимой.
Шарль смотрел на раскрасневшуюся девушку долго и пристально, а затем жестко спросил:
— Вы думаете, это честно по отношению к Жану?
И тут Джессика словно с цепи сорвалась.
— Как вы смеете! — вскричала она, вырвала руку и бросилась бежать, куда глаза глядят.
Почему он вмешивается в ее личную жизнь? Он абсолютно ничего не знает! Все кончено, она уезжает домой. Черт побери, осадила она себя, но это невозможно. Она останется здесь даже под страхом смертной казни. Решила начать новую жизнь и начнет! Не станет пускаться в бегство только потому, что кузен Жана оказался таким нетактичным.
Все равно сегодня он уедет… ну, в крайнем случае, завтра. А она постарается держаться подальше, а если повезет, Шарль не покажется здесь до следующего месяца.
Постепенно Джессика приходила в себя, слегка удивляясь, что по приезде во Францию дерзнула до такой степени вылезти из своей раковины и, обычно уравновешенная, не смогла скрыть свои гнев и ярость. И, только увидев погруженного в раздумья деверя, она поняла, что гневное «как вы смеете!», брошенное Шарлю, вызвано чувством вины за ту роль, которую она сыграла в этом нелепом, ненастоящем браке. Раз уж она не смогла отнестись к Жану как к мужу, чего ради срывать на других злость за свою вину?
Джессика все еще хмурилась, когда Шарль догнал ее и лукаво спросил:
— Вы всегда были такой застенчивой?
И тут произошла странная вещь. Джессика вспомнила гневное, злобное, какое угодно, но только не застенчивое «как вы смеете!», и ей неудержимо захотелось рассмеяться. Нет, конечно, она не рассмеялась. Просто сделала вид, что закашлялась, чтобы Шарль не подумал, будто развеселил ее.
— В один прекрасный день я избавлюсь от этого недостатка, — мрачно пригрозила она и, не удержавшись, искоса взглянула на Карана. К ее удивлению, француз улыбался.
Через минуту-другую перед ними возник новенький забор, огораживавший загон для лошадей, который во всем мире называется красивым английским словом «паддок». В конюшне Шарль представил ее двум прекрасно выглядевшим лошадям.
Тут Джессика ощутила болезненный укол, вспомнив Нетти. Но за лошадкой хорошо ухаживали, а ее хозяйка приехала во Францию всего лишь на полгода. Если ее стычка с Шарлем будет забыта — а все указывало на это, — через шесть месяцев она найдет в Англии работу по уходу за лошадьми, которая позволит им с Нетти не разлучаться. Джессика похлопала по шее сначала Сэнди, потом Адмирала и почувствовала себя почти счастливой.
— Сейчас мы их оседлаем, и я покажу вам окрестности, — решил Шарль.